Василий Степанов о дебюте Филиппа Юрьева, открывшего магический реализм на Чукотке | Построй свой дом
Построй свой дом

Василий Степанов о дебюте Филиппа Юрьева, открывшего магический реализм на Чукотке

10

Василий Степанов о дебюте Филиппа Юрьева, открывшего магический реализм на Чукотке

Беспечный китобой

После триумфа в Венеции и на «Кинотавре» в прокат выходит «Kitoboy» Филиппа Юрьева, драма взросления, снятая на Чукотке с непрофессиональными актерами

15-летний чукотский китобой Леша (Владимир Онохов) и его друг Колян (Владимир Любимцев) зависают у ноутбука, в котором всему поселку строит глазки виртуальная американская блондинка в исподнем (Кристина Асмус). Зовут девушку HolySweet999 — тут, кажется, намек на прошлогодний дебют Григория Добрыгина «Sheena667», где в американскую интернет-модель влюбился простой автослесарь. В «Китобое» заветная веб-камера, кажется, установлена в Детройте. По крайней мере, из какого-то патентованного яркого американского нетинебудет начинается этот фильм под песню Джонни Кэша о разбитом сердце. Леша на свою вебкам-модель «запал», как констатирует его дружок, влюбился — и нет ему теперь покоя. Не развлекает любовную меланхолию ни работа по разделке забитого старшими товарищами кита, ни слепой дедушка, который ежедневно обещает умереть, но всякий раз бойко пляшет себе под радио, ни даже беспечная езда на мотоцикле. Прохватить по безлюдной дороге на краю земли — мало с чем сравнимый кинематографический аттракцион, но все же это не любовь, ради которой Лешка берет в местной библиотеке детский самоучитель английского. Нужно же как-то пробить цифровой и языковой барьер. Но девушка Лешу не слышит — только улыбается и машет. Кажется, ему одному — а на самом деле всем.

Тоску пацана пытается разогнать дядя, который привозит с материка эффектную блондинку (Мария Чупринская), ее реальность должна перебить эфемерность интернет-возлюбленной, но инициация мальчика-китобоя после ужина с водкой и красной икрой только пуще разжигает страсти — теперь уже Лешка всерьез думает о том, чтобы добраться до американского берега на катере (между Чукоткой и Аляской нет и ста километров) и потом дойти пешком до неведомого Детройта.

Полнометражный дебют Филиппа Юрьева чем-то похож на этот путь — долгий и, казалось бы, обреченный. По словам 30-летнего режиссера, сценарий фильма ждал своего часа чуть ли не десять лет: уже в начале десятых были написаны четыре страницы замысла. Потом были мытарства по продюсерским компаниям (в итоге фильм снят на студии «Рок», которой руководит Алексей Учитель, вгиковский мастер Юрьева), кастинг непрофессиональных актеров на главные роли, смена всей съемочной группы накануне съемок и, наконец, 55 дней производства на Чукотке.

Фестивальный триумф фильма (сначала главный приз программы «Дни авторов» в Венеции, потом призы за лучшую режиссуру и лучшую мужскую роль на «Кинотавре») легко анализировать постфактум, когда все уже случилось и финишная черта пересечена. Так из чего сложилась победа Филиппа Юрьева? Из неповторимых свойств локации меж двух континентов — евразийского и американского. Из подлинности людей в кадре и документальной органики фактуры, которую невозможно подделать: сцены похода за китами с гарпунами и ружьями словно увидены глазами классиков документального кино Джона Грирсона и Роберта Флаэрти. Но в то же время в эту не имитированную, естественную среду вживлено чистое кинематографическое волшебство. Во многом произошло это благодаря работе операторского дуэта Михаила Хурсевича и Якова Мирончева, которые умудряются сочетать спокойствие во взгляде на безлюдные северные пространства с динамикой беспокойной юности — камера то и дело срывается со штатива и идет вразнос, как только у главного героя вскипает кровь. Фильм любуется выбранными для съемок местами, чрезвычайно зависит от них (а ряд эпизодов попросту, кажется, ими продиктован), и все же выбранный для фильма классический формат — 1,33:1 — настаивает на том, что главное в этом кино не ландшафт и бескрайние просторы, а человек, который в них помещен и живет в кадре. Без человеческого фактора космическая красота пустошей утомляет — вот и главный герой, блуждающий по чужому берегу, в какой-то момент заключает: «Надоела мне эта Америка»,— и силами кино, буквально в одну чудодейственную склейку, переносится обратно к своим. Монтаж для «Китобоя» не менее важен, чем документальная камера. Его ритм гипнотизирует будничными, но совершенно линчевскими эпизодами (вроде сцены с мертвым, зашитым в шкуры охотником), накатывает волнами ангельского голоса Джули Круз из «Твин-Пикса», но может и нервировать до чесотки и обгрызенных ногтей.

Основной источник раздражения и нервотрепки в этом исконном, вечном мире — цивилизация, которая только истощает человека, разрывает единое пространство океана, земли и сгустившегося туманом неба, как тот же интернет, призванный соединять людей, отделяет их друг от друга. Лешка из всех сил пытается хоть чуть-чуть приблизиться к своей избраннице, живущей в мониторе, но экран оказывается отнюдь не лазом в другой мир, а всего лишь зеркалом, от которого отражается взгляд. Экран препятствует коммуникации. Помимо экрана есть и более наглядная граница между реальностью и грезами — это зеркало Берингова пролива. В одной из сцен, ближе к финалу, браконьеры на островах между Америкой и Россией поясняют: «Там — вчера, а там — завтра». Так простой географический факт, линия смены дат, превращается в мистическое открытие, ворота загробной жизни. И вот эта уловленная Юрьевым будничная механика волшебства завораживает в фильме больше всего. В конце концов, не будь этих мистических попыток проникнуть на другую сторону — прорвать экран, добраться до чужой земли и чужого сердца,— «Китобой» остался бы просто еще одной драмой взросления, построенной на экзотическом материале, который так любят фестивальные отборщики.

В прокате с 8 октября

Источник