6
Объекты не столь удаленные
В закрытом коттеджном поселке «Курорт ПИРогово» открыта «ЧА ЩА. Выставка в лесах», устроенная московской галереей JART. Куратор Андрей Ерофеев предложил двум дюжинам художников скрыться в лесу и пересидеть текущие неприятности в землянках
Стенд галереи JART был признан лучшим на героической ярмарке Cosmoscow, прошедшей в Гостином Дворе в середине сентября — в то время, когда художественные ярмарки по всему миру отменялись или переносились в онлайн. Стенд представлял собой миниатюрный эскиз выставки Андрея Ерофеева «ЧА ЩА». Но не он послужил лучшей рекламой проекта, на открытии которого в «ПИРогово» собрался весь московский арт-бомонд, чтобы присутствовать при очередном «Явлении природы» Андрея Кузькина, врастающего в мать сыру землю обнаженным человекодеревом, и послушать концерт Kymatic Ensemble с Павлом Пепперштейном в роли обаятельного рэпера-хулигана. Лучшей рекламой стало само место, до некоторой степени легендарное: в первой половине 2000-х здесь проходили фестивали современного искусства на одичавшей природе, «Мелиорация» и «Арт-Клязьма», придуманные Владимиром Дубосарским и ставшие предшественником никола-ленивецких «Архстояний». Арт-клязьминские завсегдатаи с нежностью поминают минувшие дни, бесшабашность, безбашенность, драйв и кайф — все эти богемные ценности были инвестированы в редевелопмент территории: художники сделали свое джентрификационное дело, заброшенный советский пансионат превратился в закрытый коттеджно-гостиничный комплекс с яхт-, гольф- и конноспортивным клубами, причем все здесь спроектировано звездной архитектурной командой, в том числе и архитекторами-концептуалистами вроде Юрия Аввакумова, Тотана Кузембаева, Александра Бродского и Евгения Асса, которых московский стройкомплекс не подпускает к своей столичной кормушке. Со времен «Арт-Клязьмы» искусство на «Курорт ПИРогово» пускают нечасто и выборочно — ставят аввакумовские объекты, устраивают выставки картин Дубосарского (очередная, «Закрой глаза и смотри», откроется 10 октября). И вдруг — сюрприз: художников вновь позвали окультуривать теперь уже рекультивированный курортный лес.
«ЧА ЩА» Андрея Ерофеева полна аллюзий на «Арт-Клязьму», так что участники и очевидцы первых опен-эйров мгновенно считывают намеки, да и самих ветеранов фестиваля среди теперешних экспонентов едва ли не половина. Так, члены «Обледенения архитекторов» — авторы едва ли не самой знаменитой арт-клязьминской инсталляции «Леса в лесах», окружавшей деревья настоящими строительными лесами, чтобы храбрецы могли взобраться наверх и погладить березы по макушкам,— теперь объединились с Ириной Кориной и дуэтом «ЕлиКука» в группу «Художественное уединение», сокращенно ХУ. Это ХУ, собственно, и отвечало за жертвоприношения гению места, поддерживая дух артистической вольницы и озорства: выпустило в лес «Стадо диких мангалов», пугливо перебегающих дорогу на тонких оленьих ножках; научило зловредную птицу-вещунью куковать по совершенно кабаковскому «Расписанию кукушки», установленному среди сосен; занялось социализацией деревьев, приспособив их к роли официантов на «Фуршете», протягивающих гостям подносы-столики с несъедобными дарами природы; нашло «Грибные места», где мицелий, вышедший на поверхность земли всякими шапками, кепками и тюбетейками, демонстрирует разнообразные формы неравенства — между номенклатурным каракулем, милицейской ушанкой и хипстерской бейсболкой. И, произведя археологические изыскания, обнаружило посреди чащи фундаменты русского «Парфенона позитива», где пеньки выстроились ровными рядами колонных оснований, что позволило группе ХУ переформулировать известную мудрость: «вырастить парфенон, посадить сына, построить дерево». Впрочем, не воспоминания об «Арт-Клязьме» стали лейтмотивом проекта «ЧА ЩА».
Лейтмотивом стала тема убежища, и поначалу может показаться, что все парковые затеи и павильоны, отвешивая насмешливые поклоны эрмитажам и лабиринтам итальянского сада, говорят о нынешней пандемической реальности и не столько философском, сколько эпидемиологическом стремлении современного человека к уединению. Группа «МишМаш» устанавливает «Шкалу безопасных расстояний» с лесом красных реек, напоминающим «Поле молний» Уолтера Де Марии, но оказывается, что рейки выстроились тут не ради парафраза классики ленд-арта, а на безопасной дистанции в полтора метра друг от друга. И вторая инсталляция «МишМаша», помесь готического собора и лабиринта, составленная из кладбищенских оградок, наводит на меланхолические размышления, каковым и полагалось предаваться в пейзажном парке. «Летний душ Александра», знаменитый объект из коллекции самодельной вещи Владимира Архипова, собранный из старых автобусных дверей, кажется приютом ковидного отшельника; «Мебель в лесу» Павла Пепперштейна, гарнитур из книжного шкафа и кресла под огромным зонтиком-мухомором с какой-то древнесоветской детской площадки, позволит этому анахорету с пользой для души провести сезон самоизоляции; «Марсий» Кирилла Асса удалился от греха подальше в деревянный гроб из тех, что служат зимним укрытием для мраморной садовой скульптуры; Александр Бродский выгораживает в лесу глухим забором «Сотку» — в мирные времена эта абсурдистская инсталляция воспринималась бы в критическом социально-архитектурном ключе, но сегодня наводит на мысль о сугубо практическом применении. Даже «Иконос» Валерия Кошлякова, гибрид иконного храмика, супрематического архитектона и деревенского нужника, и «Вертикаль–горизонталь» Франциско Инфанте и Нонны Горюновой, оплетающая стволы паутиной резиновых струн, выглядят потенциальными островками спасения. Только встречающаяся на «Пути героев» Юлии Несис кладка гигантских гипсовых яиц, из которых недавно вылупились какие-то таинственные существа, обещает постэпидемическое обновление.
Между тем тема убежища как лейтмотив выставки была сформулирована Андреем Ерофеевым задолго до пандемии и всех сопряженных с ней неприятностей. И у этого эскапистского лейтмотива было, так сказать, два мотива, часто пересекающихся: институционально-критический и политический. С институционально-критическим все более или менее понятно: институции душат свободу художника по самым разным соображениям — частного вкуса, политкорректности, политический самоцензуры,— так что в эпизодических вылазках на лесной пленэр ему как будто бы должно быть вольготнее, чем в перманентной темнице «белого куба». Правда, институциональное душительство свободы творчества добралось и до «ЧА ЩИ»: Андрей Ерофеев собирался показать работу Ильи Трушевского, прославившегося не только на художественном, но и на уголовном поприще — он был осужден за изнасилование,— но под давлением общественного мнения куратор в последний момент решил снять с выставки объект художника, далекого от идей феминизма в искусстве и личной жизни. Однако сам формат мимолетного десанта на лоно природы в закрытом коттеджном поселке действительно ослабляет институциональный поводок. В «Замкнутом круге» Ольга Божко опутывает стволы деревьев оградительной лентой, рассуждая о языческих культах и ритуальных практиках,— эта почти что километровая лента собственноручно связана крючком, так что художница, выполняющая это архаическое действие без помощи ассистентов, словно бы участвует в каком-то магическом обряде заговаривания места. Инсталляция задумывалась и делалась задолго до текущего политического кризиса в Беларуси, но нетрудно предположить, что, будь такой проект заявлен в каком-нибудь государственном музее, и название работы, и сам красно-белый цвет ленты привели бы к цензуре, внутренней или внешней. Вот уже более полугода продолжается показательная кампания травли Третьяковки в правоконсервативных медиа, поводом к которой послужили новые поступления в коллекцию галереи — объект Андрея Монастырского и картины Алексея Каллимы, уже ставшие частью новейшей истории отечественного искусства. Показательная кампания показывает всем остальным музеям, что рабочий девиз всех, кто осмелится заниматься живым искусством, это умеренность и аккуратность.
Самое сильное впечатление на выставке производят две вариации на тему убежища. Живые классики неофициального — неподцензурного, неподконтрольного, нонконформистского — искусства Игорь Макаревич и Елена Елагина вновь уходят в подполье, обустраиваясь в «Арт-галерее в землянке»: обнаружив нору в зеленом холмике, вы можете спуститься в подземное укрытие, где выставлены офорты из знаменитого проекта «Жизнь на снегу», концептуального руководства по выживанию в экстремальных условиях. Когда-то казалось, что этот сделанный в начале 1990-х проект, как и многое в московском концептуализме, подводит итог советскому экзистенциальному опыту. Сейчас думаешь, что подводить итоги рано и все возвращается на круги своя — от особого художнического мироощущения до особого положения художника в обществе. О невозможности бегства от политической реальности говорят Дмитрий Врубель и Виктория Тимофеева. Спустившись в их «Бункер», вы попадете в интерьер беглеца, которому не удался побег: стены, стол, стулья, кровать, холодильник — все оклеено фотолицами российских политиков, не сходящих с голубых экранов, а из каждого валенка и утюга доносятся их казенные речи.
В 1977 году в Мюнстере провели первые «Скульптурные проекты», фестиваль искусства в общественных пространствах. Сразу было решено, что «Скульптурные проекты» будут проводить раз в десять лет — столь широкий шаг позволит понять, как меняются представления о паблик-арте, его смыслы и формы. В России, как известно, надо жить долго, но изменения в области искусства за 15 лет, прошедших между последней «Арт-Клязьмой» и «ЧА ЩЕЙ», налицо, и они лучше всего сформулированы в текстовом объекте Павла Отдельнова. Объект представляет собой найденный в каком-то паблике образец анонимной поэзии: «Россия это край чудес. Родился в ней, и в ней исчез» — алые буквы надписи, набранной таким же анонимным рекламным шрифтом, теряются в подлеске и полушепотом указывают современному искусству путь к спасению: чем незаметнее, тем лучше. Насколько закрытый коттеджный поселок за высоким забором со шлагбаумом и охраной на въезде может служить убежищем для современного искусства в новейшей политической реальности, вопрос открытый. Почему-то в этой «ЧА ЩЕ» то и дело вспоминается бессмертное сочинение Владимира Сорокина «Занос».
«ЧА ЩА. Выставка в лесах». Московская область, «Курорт ПИРогово», до 20 октября