05/05/2017

Дмитрий Матафонов: риски для Байкала от строительства монгольских ГЭС невозможно спрогнозировать

207 СО РАН Байкал Науки о жизни Иркутская область Улан-Удэ Точные риски Байкалу от монгольских ГЭС на Селенге невозможно спрогнозировать сразу, заявил научный сотрудник Института общей и экспериментальной биологии Сибирского отделения РАН Дмитрий Матафонов. Ученый рассказал Тайге.инфо, почему проект нуждается в самых пристальных исследованиях. 

Одним из активных критиков монгольских гидропроектов на общественных слушаниях в Бурятии стал кандитат биологических наук Дмитрий Матафонов. Ученый-полевик, как он сам себя называет, знает, каким образом должны быть организованы те исследовательские работы, что группа реализации проекта MINIS собирается провести в бассейне Селенги и Байкала. Но в интервью #СпасиБайкал мы зашли еще дальше и обсудили отношение энергетиков к водным экосистемам.

Тайга.инфо: Как вы оцените предварительные варианты технических заданий на проведение региональной экологической оценки (РЭО) и оценки воздействия на окружающую среду и социальных последствий (ОВОС и СП) по ГЭС «Шурэн» и водоотводу «Орхон — Гоби», которые MINIS презентовал в марте жителям Бурятии?

— Прежде всего, ОВОС отдельных проектов должна предваряться региональной экологической оценкой, которая «используется на ранних этапах планирования развития, до принятия решений о конкретных проектах, с целью оказания влияния на такие решения». А еще лучше — стратегической экологической оценкой. Надо понимать, чего ждать от этих плотин в совокупности и стоит ли разрабатывать эти проекты в принципе. Поэтому объединение и даже наложение в одном ТЗ и РЭО, и ОВОС вызывает недоумение и справедливые вопросы.

Представленные нам ТЗ, конечно, несовершенны. Сложно представить, как можно в обозначенные временные рамки (8–13 месяцев на РЭО и 18 месяцев — на ОВОСы), да еще и на высоком уровне, выполнить столь объемные исследовательские работы. Исследовать на предмет влияния проектов бассейн реки, который еще в слабой степени изучен с экологической точки зрения. И при этом получить объективные данные!

Конечно, серьезные исследования экологии реки Селенга и ее дельты проводились, но зачастую они были разрозненными. А потому нерешенных вопросов осталось еще очень много. Имеющиеся же данные подтверждают тот факт, что Селенга играет значимую роль в жизни Байкала, является критическим местообитанием для мигрирующих промысловых и исчезающих видов рыб, многочисленных других видов биоты. ТЗ, которые выставлены монгольской стороной, в части исследований биоты вообще очень скромные.

Состав исполнителей РЭО и ОВОС, который прописан в ТЗ, также вызывает вопросы. Блок водной биоты команды Консультанта включает одного ихтиолога и одного эколога (лимнолога), что совершенно недостаточно для определения всех возможных ответов экосистем Селенги и озера Байкал на потенциальные изменения. Тем более, что для этого требуется больший опыт полевых и аналитических работ, нежели указанный в требованиях к кандидатам — минимальный 10 лет, под который формально могут подойти специалисты и низкого уровня подготовки. И в требованиях ничего не сказано об опыте работы с участками Всемирного природного наследия. Все это может оттолкнуть от участия в конкурсе настоящих специалистов.

Тайга.инфо: А как должно быть?

— Специалистов теоретически должно быть больше, с охватом всех элементов водных экосистем. А поскольку проект предполагает изучение и социальных вопросов, то ясно, что руководитель команды Консультанта должен не только обладать широтой кругозора, но и иметь опыт в проведении исследований подобного масштаба, в том числе в применении к участкам ВПН. Чтобы выдавать окончательную оценку действиям, которые могут быть реализованы в бассейне Селенги. Полагаю, что минимальные 15 лет опыта и степень магистра, предъявляемые в ТЗ к кандидатуре руководителя, в нашем случае недостаточны.

Тайга.инфо: Многие эксперты отмечали, что полевых исследований хорошего качества в этих ТЗ также не прописано. Сколько по времени они должны занимать? Вы можете это оценить?

— Тут же ряд сложных объектов — Селенга, ее дельта, Байкал. Двумя месяцами точно не обойтись. Даже если только планировать один небольшой полевой выезд, без изучения сезонной динамики биоты. Необходимо обследовать район влияния проектов MINIS и в зимний период (какие условия жизни складываются в воде в подледный период), затем в период размножения организмов (в мае—июне), в момент летнего цветения водорослей, а осенью важно понять, каким сообщество организмов вступает в подледный период. А затем вновь повторить наблюдение зимой, замкнув годичный цикл наблюдений. В связи с проблемой гидропиков важно изучить закономерности естественного сноса организмов. Такая схема — обычная практика, которая требуется — подчеркну — только для сбора информации.

Помимо этого, необходимо время на обработку полевого материала и анализ массива данных, включающие идентификацию собранных организмов и определение их количественных характеристик. При этом у разных специалистов разный темп работы. В конечном итоге на основе информации о флоре и фауне на участках, которые предположительно могут попасть под воздействие ГЭС, формируется детальный отчет.

На такие подробные исследования требуется не менее двух лет. Несмотря на длительность, они позволяют понять границы воздействий на экосистемы. И вообще саму возможность воздействия на экосистему конкретного водного объекта.

Тайга.инфо: Вы упомянули проблему гидропиков. Что вы имеете в виду?

— Большое беспокойство вызывают гидропики, которые будут приходиться на зимний период времени. Ожидается, что в дневное время энергопотребление будет выше, и водосброс будет идти в максимальном режиме. В ночные часы, возможно, сброс будет как-то иначе регулироваться (нам еще неизвестны технические параметры регулирования для разных потребностей в электроэнергии). Что негативного может произойти с биотой из-за гидропиков, например, зимой?

У нас реки подо льдом. Если водосброс уменьшится, то и объем стока уменьшится, поэтому какая-то часть русла может осушиться, в том числе те участки, где привыкли жить гидробионты. Тогда организмы либо уйдут — кто сможет, либо погибнут, потому что уровень воды упадет, на грунт ляжет лед, грунт промерзнет. Поэтому существуют риски, связанные с суточной ритмикой расходов, которые на европейских и мировых реках уже изучались. Но в применении к Селенге не все еще ясно, как и что будет происходить, например, при зимних суточных гидропиках. Не ясно, какая будет частота гидропиков? Продолжительность? Скорость нарастания? Все это важные вопросы, которые требуют разъяснения в рамках экологической оценки проектов монгольских ГЭС — чего от них можно ожидать.

Тайга.инфо: Из тех рисков, что вы и ваши коллеги озвучивали на слушаниях в Улан-Удэ складывается впечатление, что сама по себе зарегулированность Селенги — это такой риск, который невозможно будет никак нивелировать, И потому строительства ГЭС в бассейне этой реки просто нельзя допустить. Тогда возникает вопрос — зачем что-то исследовать, если и так понятно, что будет плохо?

— Пока что понимание того, что будет плохо — это, по сути, нулевая гипотеза, которую нужно подтвердить либо опровергнуть. Но чтобы это сделать, надо получить количественные данные. До этого разумен даже немного бюрократический подход и последовательность действий, которую монгольская сторона своевременно не выполнила. В первую очередь, в рамках РЭО должен быть поставлен вопрос о допустимости проектов создания водохранилищ в бассейне Селенги в их связи с бассейном озера Байкал — объекта ВПН. А потом уже, исходя из результатов ответа на этот вопрос, надо двигаться дальше. Но тут все пошло по другому сценарию.

Тайга.инфо: А подобные исследования проводились в мировой практике? Ведь к рекам подход исторически исключительно утилитарный, как к трубам для воды. И с точки зрения энергетики, вы знаете, проблема зарегулированности Селенги не выглядит так же страшно, как с точки зрения биологов или экологов.

— Вы подняли очень важный вопрос. Действительно, существует представление — сколько воды поступает в водохранилище, столько и вытекает. Возможно, сколько-то теряется. Озера и реки для многих — это исключительно вода. А то, что эта вода населена биотой — вот это понимание зачастую отсутствует, либо ограничивается сведениями о рыбе. А ведь только личинок поденок в реках бассейна Селенги больше ста видов. Еще веснянок порядка 60 видов, ручейников — около 80, комаров-звонцов — 200, малощетинковых червей — возможно, около 50. И это только по некоторым водным донным беспозвоночным. А есть еще позвоночные животные (например, рыбы) и огромное количество видов водорослей. Поэтому разнообразие живых организмов в Селенге на самом деле огромное. И для всех них река Селенга — дом.

Вот иногда спрашивают: «Зачем изучать малочисленные виды?». Но вот посмотрите, какая ситуация по Байкалу — о спирогире до последнего времени никто ничего не слышал, хотя ученые еще в начале ХХ века сказали, что в Байкале этой водоросли — пять видов. И никто внимания на нее не обращал, так как спирогира была малочисленной. Последние же пять лет спирогира никому не дает покоя из-за своего чрезмерного развития. Вот точно также может произойти и с каким-нибудь малочисленным видом в реке Селенга, если монгольские гидропроекты будут реализованы без должных исследований. Никто не может дать гарантий, что не выплывет «черный лебедь» (событие крайне редкой вероятности) — очень проблемная ситуация с уникальными экосистемами. Мы в настоящее время не можем прогнозировать даже на ближайшие пять лет, что будет с Байкалом. А здесь, в бассейне Селенги, добавляются риски, которые непонятно к чему вообще могут привести.

Проблем в бассейне Байкала много и они очень острые. Вспышки цианобактерий, экспансия элодеи канадской, массовое отмирание которой могло спровоцировать вспышку гаффской болезни в озере Котокель в Бурятии, спирогира, обострившиеся проблемы с омулем… И пожары, и арридизация климата, и неизвестность того, что будет с климатом и экологией лет через 15. И вот на фоне всего этого возникают проекты монгольских ГЭС, которые, возможно, и не сильно изменят общие объемы стока, но изменят его сезонное распределение, что грозит очень серьезными последствиями.

Тайга.инфо: Обычно говорят про то, что омуль погибнет.

— Моя коллега по ИОЭБ СО РАН Наталья Владимировна Базова исследовала этот вид, и установила, что где-то 50–60% омуля, что есть в Байкале, уходит на нерест в Селенгу. Начинается это с сентября, икра откладывается на дне и все русло реки Селенга в подледный период является нерестилищем. Порядка полугода икра лежит при температуре, естественной для Селенги в подледный период — около нуля градусов (0,7 градусов). В хорошие годы — до двух миллиардов тонн икры лежит на дне. Изменение температурного режима мгновенно скажется на состоянии икры.

Вопрос — а что является сигналом для омуля заходить в притоки именно в определенные даты? Полагают, что триггер захода — это осеннее выравнивание температуры в озере и в реке. Где-то с 1 по 15 августа температура Байкала и Селенги выравнивается. Если произойдет перераспределение стока, то и динамика температуры воды в Селенге изменится, и сроки захода омуля (гипотетически). Как скажется это на популяции омуля — гадать сложно. Думаю, риски усугубления депрессии вида есть и поэтому не стоит вмешиваться в природные процессы.

Зимой из-за сброса водохранилищами накопленной воды в реке ниже по течению будут повышенные температуры. И икра омуля на участке влияния будет развиваться быстрее. Возможны ситуации, когда она наберет необходимые градусо-дни (сумму тепла) не в апреле, как это происходит сейчас, а уже в марте, то есть личинка омуля будет скатываться в дельту раньше, когда для нее там еще не сложатся подходящие условия и наличие корма. В биоте вообще очень важны сопряженные связи. Что будет, если изменится температурный режим реки, и как изменится развитие личинок — пока неясно, но риски негативных событий существуют.

Тайга.инфо: Известно, что при строительстве ГЭС не разрушается экосистема, она лишь, так сказать, видоизменяется. И те же монголы вполне могут предъявить: «Ну, перераспределятся стоки и начнет омуль в другое время икру откладывать».

— В рамках экологической оценки биота традиционно изучается до строительства и на этапе эксплуатации ГЭС. Так было и в советское время. Прогнозы о влиянии ГЭС часто давались достаточно радужные, но впоследствии мы сталкивались с обратным эффектом. Коренная фауна исчезала и заменялась другой, не самой лучшей. ОВОС предшествует любым крупным проектам, Изучается фоновое состояние, ведется инвентаризация флоры и фауны наземных и водных экосистем, если есть какие-то животные из Красной книги или другие редкие виды — это тоже все описывается. Составляется отчет о том, кто в данном месте обитает и в каком количестве. Это стандартная процедура, ведь экологам важно знать, что попадет под затопление и исчезнет, возможно, безвозвратно. Наши реки и озера наполнены жизнью, которая определяет и вкус воды, и ее цвет, и ее химические параметры

В отношении монгольских ГЭС эта оценка проводится не на уровне отдельного государства, а на межгосударственном уровне, да еще и с объектами ВПН ЮНЕСКО. То, что сейчас происходит и то, что мы были на общественных слушаниях — это достижение и заслуга двух сторон, что слушания все-таки состоялись. И наша задача как ученых состоит в том, чтобы показать воду не только в ее химической формуле H20 и балансе стока, а в том, что она дает жизнь, и что ее качество сильно зависит от тех организмов, что в ней живут. Наши реки и озера наполнены жизнью, которая определяет и вкус воды, и ее цвет, и ее химические параметры. И от того, какие организмы будут жить и развиваться, будет зависеть качество вод водохранилища той же Шуренской ГЭС, остальных гидротехнических объектов, но самое главное — Селенги и Байкала.

Никому не известно, к чему может привести перестройка экосистемы. Наша миссия заключается в том, чтобы показать: если мы нарушим какой-то элемент в цепочке звеньев, которые в природе тесно сопряжены друг с другом, то очень болезненным может оказаться не столько изменение уровня воды на пару процентов, сколько перераспределение стоков, гидропики и сезонные изменения в экосистеме Селенги, а затем и в Байкале. И все это может привести к тем последствиям, которые изменят всю экосистему. Мы работаем над тем, чтобы объяснить все это монголам. У нас есть определенный набор данных: где-то больший, где-то меньший. И по биоте, что живет на дне, и по фитопланктону, и по ихтиоценозу. Данные есть и мы будем по ним выстраивать ту картину, которая будет наблюдаться при реализации монгольских проектов. Но очевидно, что если совокупность худших сценариев подтвердится, то это вызовет мощный кризис экосистемы Байкала.