Венцы эволюции
В Большой галерее эволюции парижского Музея естественной истории до 14 июня 2021 года проходит выставка «Драгоценности» (Pierres precieuses), собранная при участии французских ювелиров Van Cleef & Arpels. Первоначально запланированная на апрель, она смогла открыться только в сентябре. Выставка показывает, как глубоко залегают истоки человеческого искусства. Рассказывает корреспондент “Ъ” Алексей Тарханов.
Название выставки напомнит о театральной афише. Трехчастный балет Баланчина «Драгоценности» был написан по впечатлениям от лавки сокровищ Van Cleef & Arpels в Нью-Йорке. В нем было три цвета: зеленый — «Изумруды», красный — «Рубины» и белый — «Бриллианты». О трех составляющих ювелирного искусства напомнил Николя Бос, глава Van Cleef & Arpels: «Работа художника, создающего эскиз украшения. Работа ювелира, его исполняющего. И работа природы, создавшей драгоценные камни».
Три части и в нынешней экспозиции. Первая — геологическая история планеты, она о том, как создавались драгоценные камни, где их находят, как узнают. Четыре века истории коллекции парижского музея — ничто по сравнению с возрастом экспонатов. Многие из них — вроде сапфиров Мадагаскара и Таиланда, рубинов Могока, изумрудов Колумбии — рождены миллионы лет назад. Одни в своем натуральном виде выглядят мусором, неважным камнем, пока не окажутся в руках гранильщика, а затем и в оправе ювелира. Другие даже в породе впечатляют, как вросший в мрамор Мьянмы рубин, лежащие в камне изумруды, обнаруженные во Франции, найденный в Альпах кристалл горного хрусталя, весящий 800 кг, и пришелец из России — появившийся 250 млн лет назад голубой топаз Уральских гор.
Второй раздел — путь от минерала к украшению. В вертикальных витринах показано, как находки геологов превращаются в произведения ювелиров. Все начинается с рождения камня, а вершиной эволюции оказывается работа художника, вступившего в диалог с природой. От изумруда к изумрудному колье проходит путь в тысячи километров и миллионы лет. Страшно подумать, как долго ждали эти камни появления человека, способного понять их красоту.
Есть в этом непримиримое противоречие: путь от минерала к украшению — не только путь обретения, но и путь утрат. С того момента, как за грубую породу возьмется огранщик, природный объект исчезнет, появится искусственный. Поэтому между теми, кто занимается ювелирным делом, и теми, кто изучает камни, есть, думаю, некоторая напряженность, вроде отношения работников зоопарка к носителям меховых шуб.
Последняя, третья часть говорит о Париже, сокровищнице ремесел и знаний. Здесь сходятся две первые линии, потому что значение столицы в искусстве так же велико, как ее значение в науке. «Современная минералогия родилась здесь»,— говорит директор Музея естественной истории Брюно Давид. Музей появился четыре века назад как «Королевский кабинет» Людовика XIII, в который собирали и геологические редкости, и украшения. Со временем он стал главным научным центром французской геммологии. Одним из его создателей был основатель научной кристаллографии Рене-Жюст Гаюи (1743–1822). Даже революция обошла музей стороной, лишив его королевского имени, но не поистине королевского богатства. В его коллекции множество знаменитейших произведений прикладного искусства, связанного с минералами. На выставке и ларец Анны Австрийской из янтаря со слоновой костью, и принадлежавший кардиналу Мазарини «большой стол Орсини» с искусной инкрустацией, изображающей птиц и зверей. Но не меньшие эмоции вызывает примитивный крестик, висящий в «золотой» витрине. Его подарил французскому исследователю Сибири Жозефу Мартену ссыльный католик, вероятно, участник польского Январского восстания, работавший на золотых приисках. Крест не отлит, а грубо выкован из маленьких самородков.
Украшения Van Cleef & Arpels, появляющиеся в витринах здесь и там,— в такой же степени произведения конкретного парижского дома, как и символ ювелирного искусства. Ценой камня не исчерпывается его ценность. В золотой оправе женщины носят на руке или на шее следы древних катастроф, рожденные огнем земных недр, сжатием материков, извержениями вулкана. Николя Бос уверен, что эти вещи непременно надо показывать публике, а не прятать в сейфах Van Cleef & Arpels на Вандомской площади: «Можно ли себе представить выставку Матисса, предназначенную только для коллекционеров Матисса? Это же абсурд. Наша миссия — не делать деньги в узком кругу, а поддерживать культуру мастерства. Иначе мы исчезнем в забвении».