3
Мэтр из городского совета
В Лувре до 4 января открыта первая послекарантинная выставка — «Альбрехт Альтдорфер, мэтр германского Ренессанса». На ней герой выставки предстает рядом со своим великим баварским земляком Альбрехтом Дюрером — и не проигрывает в соревновании. Рассказывает корреспондент “Ъ” во Франции Алексей Тарханов.
Сейчас картинам путешествовать так же трудно, как и людям. Я не был разочарован тем, что из 55 сохранившихся работ Альтдорфера (1480–1538) в не имеющий его живописи Париж приехало только 14. Нет ни моей любимой «Сусанны» из мюнхенской Alte Pinakothek с фантастическим дворцом на заднем плане, ни хранящейся там же «Битвы Александра с персами», считающейся главным произведением «мэтра германского Ренессанса»,— на самом деле битвы миниатюриста с монументалистом. Она здесь только в видеорепродукции.
С этим можно примириться, ведь рано или поздно мы и до Мюнхена доберемся. Мастерство Альтдорфера в Лувре представлено концентрированным не столько в живописи, которая у него иной раз бывает когда фантасмагорической по колориту, а когда грязноватой и даже аляповатой (тому на выставке тоже есть примеры вроде «Святого семейства с ангелом»). На переднем плане — графика: 350 рисунков, офортов и ксилографий. Венская Альбертина пришла на помощь и без того богатой коллекции парижского музея.
Альтдорферу, правда, отрядили в партнеры его современника и соперника Альбрехта Дюрера. Гравюры великого нюрнбержца совершенны, что никак не новость, но даже на их фоне работы регенсбуржца имеют очевидные достоинства, кажутся более легкими, более живыми. Там, где он следует итальянцам, Мантенье или Якопо де Барбари, он суховат и слишком подробен. Когда же он не связан оригиналом, Альтдорфер делает на библейские мотивы почти что жанровые сценки. В «Благовещении» автор избирает удивительный ракурс: мы смотрим из-за плеча ангела, как будто бы вместе зашли с новостями к Деве. В «Жертвоприношении Авраама» туповатый отец-полковник машет мечом, пока ангел спешит к нему с криками «Шутка! Шутка!». А вот «Иаиль и Сисара»: кенеянка Иаиль, усыпив сладкими речами ханаанского военачальника, забивает ему в голову гвоздь — этакий мизогинный взгляд на будничный вынос мозга.
Биографы долго спорили о месте рождения «мэтра германского Ренессанса» — в Альтдорфе или в Амберге и весьма приблизительно определяли год — 1480-й. Жизнь художника документирована уже в Регенсбурге, где тот получил гражданство, был избран в 1526-м членом городского совета и чуть не стал бургомистром, но отговорился творческой занятостью. Так что рассказ об Альтдорфере в Лувре открывается официальной хроникой 1536 года — гуашью на пергаменте, представляющей торжественное заседание в ратуше, напоминающее прием в Союз художников СССР. Гражданин Альтдорфер сидит там на почетном месте в президиуме. Он исполнял множество обязанностей, почетных или денежных, был главным архитектором Регенсбурга, иллюстратором для императора Максимилиана I, оформителем его праздников, сделал (представленную в особом зале) большую серию изображений серебряных и золотых сосудов, то есть работал дизайнером и технологом, зарабатывая свой хлеб и право заниматься чистым искусством в свободное от работы время.
Стиль и размеры работ говорят о частных заказах и, может быть, о неготовности к решению монументальных задач. Маленькие вещи рассчитаны не на соборные и не на дворцовые интерьеры. Живопись чередуется с графикой, иногда миниатюрной. Знаменитый комикс «Падение и искупление человечества» — 40 гравюр на дереве размером немного больше фото на паспорт. Рядом листы с ведьмами, которые собираются на шабаш, спешно седлая комфортабельных козлов. Полукарикатурные евреи с книгами идут в синагогу Регенсбурга. Работа датирована 1519 годом. Считайте, зарисовка на память: той же зимой городской совет при деятельном участии Альтдорфера изгнал евреев из города, а синагогу разрушил.
Отдельный зал — заказы Максимилиана I. Альтдорфер (в составе творческого коллектива) работал над изображением триумфального шествия императора Священной Римской Империи — сотен гравюр на дереве, составлявшихся в почти стометровую линию. Торжественное прохождение императорских войск, всадников, пленников, трофеев напоминало римские триумфы, и его изображения распространялись по тем временам массовыми тиражами — что прекрасно заменяло сам триумф, которого на самом деле не было.
Смотреть графику на выставках — тяжелая работа, но дизайнеры Лувра сумели разместить вещи так, что они воспринимаются без усилий, на правильной позиции, с хорошим светом. К тому же и несчастье помогло: из санитарных предосторожностей в каждую из двух довольно обширных частей экспозиции пускают не более чем 40 посетителей.
Выставка завершается пейзажами, впервые в Германии ставшими у Альтдорфера не рамкой для сюжета и не сценой для происходящего. Природа обрела на них свою собственную, не зависящую от людей ценность. В графических пейзажах он очень хорош, его холмы над рекой в рисунке «Дунай возле Зармингштайна» — образец индивидуального портрета ландшафта, начертанного пером точно, экономно и узнаваемо. Не зря его считают одним из основателей славной, глубоко националистической «Дунайской школы». Герой выставки не любил безродных космополитов, не летал по свету и не прислуживал всевозможным господам, как Леонардо или Челлини. Мэтр германского Ренессанса прочно сидел на своем месте в горсовете — шесть веков спустя нам все равно, дивно ли похорошел при нем Регенсбург.