6
Смерть в Нормандии
В прокат выходит «Лето’85» — экранизация романа Эйдена Чемберса, с которым Франсуа Озон когда-то мечтал дебютировать. Спустя четверть века 52-летний режиссер рассказывает эту нежную английскую историю о любви и смерти в декорациях своей юности, Нормандии 1980-х
В день, когда 16-летнему нормандцу Алексису (Феликс Лефевр, по фактуре похожий на Озона в юности, а по типу обаяния — на Ривера Феникса) предложили перейти в старшие классы лицея и закончить образование на литературном отделении, он взял у приятеля лодку и вышел в море. Его разбудили тяжелые капли дождя. Горизонт почернел, поднялись волны, мальчишка запаниковал, перевернул лодку и оказался в воде. Но в тот миг, когда он уже приготовился умереть молодым, в прорвавшемся из-за туч луче солнца возникла другая лодка, а на ней стоял прямо и гордо, словно у него под ногами не штормящее море, а твердая земля, 18-летний Давид (Бенжамен Вуазен), сын моряка. Так Алексис встретил друга своей мечты.
Бунин назвал любовь ударом молнии. Франсуа Озон нашел ей не менее впечатляющую кинометафору: любовь — моряк, спасающий нас из жизненного водоворота равнодушия. Когда Давид подарит Алексису мотоциклетный шлем, тот удивится: «Спасибо, это шикарный подарок, вот только у меня нет мотоцикла».— «Но у меня-то есть! А впереди у нас — тысячи часов совместных поездок». За такое признание в любви и полжизни не жалко. Озон позаимствовал его из книжки английского автора Эйдена Чемберса «Спляши на моей могиле» (1982), действие которой в экранизации перенесено в Нормандию. Об этом как-то мало вспоминают, но в отличие от другой гей-иконы авторского кино, Педро Альмодовара, который любит придумывать свои истории сам, Озон не доверяет собственному сочинительству, заимствуя сюжеты в чужих романах («Ангел», 2007; «Двуличный любовник», 2017), пьесах («8 женщин», 2002; «Отчаянная домохозяйка», 2010), непоставленных сценариях («Капли дождя на раскаленных скалах», 2000) и старых забытых фильмах («Франц», 2016). Его талант — собственно талант владения кинематографом: как перекомпоновать историю для кино, сделать из прежней фабулы новый сюжет, подобрать актеров, музыку, цвет и свет.
Историй он не выдумывает, и все же он фигура именно авторского кино — с собственной сквозной темой, которой он следует неукоснительно. Если в двух словах, то Озона всю жизнь занимают игры воображения. Поэтому часто персонажами его фильмов становились как раз сочинители, как в фильмах «В доме», «Бассейн» и «Ангел». И Алексис из «Лета’85» тоже станет на наших глазах писателем. Обвиненный матерью Давида (в этой роли страсть как хороша Валерия Бруни-Тедески) в его смерти, юноша, слишком потрясенный, чтобы делиться своей историей с соцработницей, которая могла бы помочь смягчить приговор, принимает совет лицейского учителя (досадно повзрослевший Мелвиль Пупо) изложить свою версию событий на бумаге: «Только так ты сможешь воскресить для себя Давида, выкопать его из земли». Так Алексис начал свой первый роман.
Здесь нет никакого спойлера — эти карты Озон выкладывает с самого начала: фильм открывается арестом Алексиса и его закадровым монологом. Но о дальнейшем позвольте умолчать — пусть Озон сам расскажет все именно так, как он задумал. У этого режиссера есть довольно редкий дар выстраивать истории по совершенно детективным лекалам — но так, что загадкой оказываются не сюжетные повороты, а неожиданности, парадоксы и в конечном итоге некое откровение, удивиться которому можно, только проследовав через все озарения и сомнения размышляющего. В этом смысле фильмы Озона дарят то удовольствие, которого мы ждем скорее от литературы, чем от кино. Вершиной такого его кино был «Франц», но и «Лето» очень близко к этому идеалу: досмотрев его до конца, вы удивитесь, как мало в нем было собственно событий — но как неотступно интересно было следить за ходом авторской мысли.
Конечно, фильм, действие которого происходит в год 17-летия самого Озона в Нормандии, где он проводил летние месяцы, не мог не стать чем-то особенно личным. Но меньше всего это касается каких-то ретроприбамбасов. 80-е здесь реконструируются не парадом дурацких причесок, а выбором пленки — узкой Super 16,— которая, в отличие от цифры, нивелирующей цветовые контрасты, дает цветам обособленность, выпуклость. «На ней даже лица краснеют», как утверждает Озон,— и именно этот колорит требовался, чтобы передать пеструю, диковатую по цветам и геометрии орнаментов атмосферу 80-х. Казалось, мы вправе были бы ждать от Озона, что он обрушит на зрителя в саундтреке кучу симпатичного французского барахла тех лет — но в фильме звучит лишь пара хитов, ставших классикой. Лейтмотивом стала «Sailing» Рода Стюарта, а на финальных титрах звучит песня The Cure (ради нее Озону пришлось перенести время действия фильма и даже изменить название фильма «Лето’84» на год вперед, иначе Роберт Смит отказывался продать права на музыку, поскольку его песня вышла только в 1985-м). Детей СССР ждет в этом фильме сюрприз, уже не в первый раз показывающий какую-то странную близость французского режиссера к нашему опыту: на дискотеке звучит песенка малоизвестной группы Movie Music, мелодию которой Сергей Минаев превратил в свой эпохальный «Карнавал».
Но самое, пожалуй, трогательное — это возвращение Озона к своему первому и лучшему фильму, короткометражке «Летнее платье» (1996), где паренек был вынужден проехаться на велосипеде в платье своей подруги, а друг, увидев его таким, понял, что любит его. В новый фильм даже платье перекочевало то же — голубая безрукавка в красные и розовые цветы. Этой цитате из собственного дебюта есть свое вполне логичное объяснение. Роман Чемберса, вышедший в 1982-м, был первым гей-романом для школьников — именно в таком качестве он фигурирует в списках произведений, рекомендованных Американской библиотечной ассоциацией. Естественно, что в середине 80-х он произвел на Озона-подростка неизгладимое впечатление. Именно его он хотел превратить в свой первый фильм — и даже частично написал сценарий, но тогда ему показалось, что обаяние романа слишком завязано на Англии, где его, дебютанта, никто не ждал. Теперь, перечитывая Чемберса спустя 25 лет, Озон поразился тому, что образы этого старого романа не раз перекочевывали в его фильмы. И решил, наконец, вернуться к тому, с чего когда-то хотел начать. Этим своим открытием — когда в 50 лет обнаружил, что весь вырос из подростковой книжки своей юности,— Озон невольно повторил одну из главных литературных историй нашего века, а именно — историю из романа Донны Тартт «Щегол» (2013), где всю жизнь героя определило знакомство со старой голландской картиной. В нем, кстати, есть ровно тот же сюжетный поворот, что и в романе Чемберса, и в фильме Озона — и, кажется, эта история обогащения лучших авторов образами друг друга, в отличие от историй любви, имеющих обыкновения обрываться,— это история без конца, вечное воскрешение. Как и обещал Алексису его лицейский учитель.
В прокате с 15 октября